Поэтому ЦРУ вынуждено было на один раз нанимать гражданские самолеты, причем часто это делали спецслужбы государств стран Восточной Европы. Начиная со времен избавления от коммунистической тирании эти мелкие и ничего в общем то не значащие государства всегда хотели быть святее самого папы Римского и готовы были оказать американцам любую услугу. А палачей и мастеров грязных дел в тех государствах всегда хватало.
Вторым компонентом была изоляция пленников и работа с ними. Проблема была в том, что в современном обществе решительно невозможно ничего держать в тайне. Открою небольшой секрет — я слышал от знакомого человека из ЦРУ, что на сегодняшний день его ведомство сорок процентов нужной ему информации получает из сети. Думаю, не отстают и русские — достаточно пролезть в любую социальную сеть или форум по интересам и посмотреть, кто и о чем там треплется. Нужно было место, в котором можно было бы работать, не оставляя никаких следов — а таких мест в мире не было.
Вот тогда то умные головы изобрели «мобильный центр по работе с перемещенными лицами» — так это кажется называется хотя могу и ошибаться, не я эту мерзость изобретал. Это мобильная тюрьма, которая может быть доставлена и развернута в любой точке земного шара за несколько часов — а при необходимости свернута часов за шесть без каких-либо следков, и так же быстро отправлена в другое место. Она состоит из нескольких стандартных армейских контейнеров, которые при сборке пристыковываются друг к другу. Количество и назначение контейнеров — в зависимости от места установки и стоящей перед дознавателями задачей. Есть несколько типов контейнеров — жилой, для дознавателей, камеры трех видов, в том числе одна с отделениями, где можно только стоять. Допросная — там есть стол, стулья, место для подследственного. Пыточная — с чем-то типа операционного стола, мобильным генератором для пыток электротоком, петлей на потолке, чтобы можно было подвешивать террориста и выбивать из него показания. В допросной так же можно было провести суд — почему то ЦРУшники обязательно настаивали на суде, им казалось, что если не просто убить человека, а убить его по приговору военного трибунала, который по сути сам по себе незаконен и образует состав преступления — то это будет более законно. И, наконец, камера для экзекуций, где человека можно расстрелять или повесить. Можно еще казнить на электрическом стуле — но это в пыточной, просто надо сделать напряжение побольше. Везде, в каждом отсеке — видеокамеры, в том числе и в пыточной — что меня всегда удивляло. То ли ЦРУ собирает компромат само на себя то ли пытается замазать на этом тех из военных и гражданских, которые вынуждены посещать эти передвижные освенцимы. Ах, да, забыл — еще в экзекуционной есть какой-то аппарат, чтобы растворять трупы в кислоте. Чтобы следов не оставалось.
Обычно, такие вот блок-тюрьмы располагаются на военных базах и аэродромах в странах Африки или восточной Европы. На аэродромах чаще — чтобы в случае чего можно было быстро собрать манатки, погрузить в самолет и смотаться. На территории США таких тюрем нет — имею в виду действующих, потому что американский закон суров, и за то что происходит в этих тюрьмах — по ним можно схлопотать пожизненное заключение. По этой же самой причине американцам запрещалось пытать и казнить людей — они только задавали вопросы. Палачей находили либо в Латинской Америке, либо в Восточной Европе, либо среди контрактников, из числа вышвырнутых из частных «секьюрити-агентств» за жестокость и преступления. Еще американцы доставляли в эти тюрьмы народ и ждали получения информации, чтобы немедленно ее реализовать. В Ираке крупнейший объект такого рода находился на одной из небольших баз ВВС, там где раньше квартировала саддамовская «Республиканская гвардия». Приходилось там бывать и мне и многим другим людям — как раз чтобы получить информацию к немедленной реализации — что-то типа группы немедленного реагирования. Теперь я находился в такой вот камере, только происходило это уже в Соединенных штатах Америки, стране, которая гордилась своими демократическими традициями и эталонным правосудием. Мне же никто не зачитал права, не предоставил адвоката и не отвел к судье. Я просто сидел.
Хорошо хоть кормили. Дважды в день просовывали в кормушку поднос из пластика, на нем выдавленные углубления и в них еда — даже не однообразная, рацион менялся. Столовых приборов не полагалось, приходилось есть руками — но это была меньшая проблема из всех, которые у меня были. Вместе с подносом просовывали бутылку вода на треть галлона. Две трети галлона в день — вполне хватало.
Камеру мне предоставили — средней степени паршивости — ни окон, ни нар, все стены и пол отделаны каким-то материалом, упругим, похожим на резинку, без единого шва. Нар нету, туалет — обычный биотуалет, армейский. На прогулки меня не выводили, допрашивать даже не пытались — я за все это время ни разу не видел ни одного из своих тюремщиков. Просто открывалась «кормушка», ты просовывал туда пустой баллон из-под воды и поднос — и тебе в ответ давали полные. Я был уверен в том, что где-то есть камера слежения, но найти ее так и не нашел.
Из одежды на мне были лишь тренировочные повседневные брюки и футболка армейского образца. Никакой обуви — но она тут и не нужна. В общем — попал…
Он появился под вечер, почти сразу после того, как дали еду. А может и под утро — я не знал, утро сейчас или вечер, просто считал что один раз кормят утром, а другой — вечером. Просо открыл дверь — и вошел. Самый обычный человек, среднего роста на вид лет сорок — сорок пять. Лысоватый, чисто выбритый, с красными от усталости глазами. Кто-то закрыл за ним дверь — мельком я успел заметить, что за дверью находится всего лишь другой контейнер — и присел по-турецки у двери. НА нем была такая же как у меня повседневная армейская футболка, камуфляжные штаны, тяжелые десантные ботинки старого образца. Ни часов, ни оружия — по крайней мере ясно видимого. На лице — свежий шрам, без повязки, аккуратно зашитый.